Через несколько дней евреи всего мира справляют Шавуот, праздник Дарования Торы. Во многих общинах принято читать в Шавуот свиток книги Рут. На это есть несколько причин.Во-первых, царь Давид, который родился и умер в Шавуот (Талмуд, тр. Хагига, 12а), был правнуком праведной моавитянки. Во-вторых, события, описанные в книге Рут, разворачиваются на фоне жатвы пшеницы, а она в Земле Израиля созревает накануне Шавуот (поэтому во времена Храма евреи совершали в этот день особое приношение – два хлеба из пшеничной муки нового урожая). Однако, возможны и другие объяснения: существует глубокая внутренняя связь между Шавуот как праздником Дарования Торы и основной идеей книги Рут.
Но сначала – несколько слов о содержании Книги Рут. Написано, что во время голода в древнем Израиле один из руководителей народа, житель Бейт-Лехема по имени Элимелех, переселяется в Моав вместе с женой идвумя сыновьями. Там на чужбине сыновья женятся на моавитянках. Затем он и его сыновья умирают. Вдова Элимелеха Наоми, решает вернуться на родину. Ее невестки, Рут и Орпа, заявляют, что не покинут свекрови. Та отговаривает их. В результате Орпа остается на родине, но Рут идет с Наоми, сказав: "Куда ты пойдешь, туда и я пойду. Где ты заночуешь, там и я заночую. Твой народ – мой народ, твой Б-г – мой Б-г." Женщины приходят в Бет-Лехем. В дни жатвы Рут подбирает колосья на поле Боаза, родственника Элимелеха. После знакомства с Рут, впечатлившей его своей скромностью и праведностью, Боаз решает поступить по обычаю, согласно которому родственник умершего берет в жены его бездетную вдову – чтобы "восстановить имя" покойного. От их брака рождается Овед, будущий дед царя Давида. (А от Орпы, заметим в скобках, произойдет другой герой древности – Голиаф, тот самый гигант-богатырь, что погиб от меткого удара камнем, пущенным пращой юного Давида.)
Нетрудно заметить, что у Наоми были самые очевидные и вполне понятные основания обратиться к своим овдовевшим и бездетным невесткам с предложением оставить ее, тоже вдову, и не идти с ней в Эрец Исраэль. Что их там ожидало, двух моавитянок, принявших еврейство и не нашедших в своих замужествах ни счастья, ни удачи? Поэтому она вынуждена была сказать им: идите к себе домой. Если ограничиться узкими рамками житейского опыта, то доводы Наоми выглядят вполне логичными.
Нетрудно заметить, что у Наоми были самые очевидные и вполне понятные основания обратиться к своим овдовевшим и бездетным невесткам с предложением оставить ее, тоже вдову, и не идти с ней в Эрец Исраэль. Что их там ожидало, двух моавитянок, принявших еврейство и не нашедших в своих замужествах ни счастья, ни удачи? Поэтому она вынуждена была сказать им: идите к себе домой. Если ограничиться узкими рамками житейского опыта, то доводы Наоми выглядят вполне логичными.
Представьте себе, что она при этом чувствовала, и попытайтесь на ее месте сказать что-нибудь иное двум девушкам, которым вы от всего сердца желаете добра.
"Ступайте, вернитесь каждая в дом своей матери, – посоветовала она им.- Да поступит с вами Всевышний милостиво, как вы поступили с умершими (мужьями) и со мной… Вернитесь, мои дочери, зачем вам идти со мной? Разве есть у меня еще сыновья, чтобы стать вашими мужьями?.. Да и стали бы вы ждать, пока они вырастут?"
В этих словах все учтено – даже те возражения, которые могли быть высказаны. Вы свободны, мои дочери, – говорит Наоми.
"Ступайте, вернитесь каждая в дом своей матери, – посоветовала она им.- Да поступит с вами Всевышний милостиво, как вы поступили с умершими (мужьями) и со мной… Вернитесь, мои дочери, зачем вам идти со мной? Разве есть у меня еще сыновья, чтобы стать вашими мужьями?.. Да и стали бы вы ждать, пока они вырастут?"
В этих словах все учтено – даже те возражения, которые могли быть высказаны. Вы свободны, мои дочери, – говорит Наоми.
Логично было им обеим – и Рут, и Орпе – вслушаться в этот голос и поступить соответственно. Ведь разве не голос разума тут вещает! Что можно возразить? Вернитесь в свои дома – к своему будущему, которое вас ждет, и не стройте иллюзий. А я стара и одинока – за мной лишь прошлое, которое и в памяти-то трудно удержать, не то что наяву…
Обе женщины слышат одинаковые слова, обе одинаково ее любят – и поступают каждая по-своему. По разному.
"И подняли они вопль, и заплакали. И поцеловала Орпа свекровь (на прощание). А Рут осталась с ней".
Обе женщины слышат одинаковые слова, обе одинаково ее любят – и поступают каждая по-своему. По разному.
"И подняли они вопль, и заплакали. И поцеловала Орпа свекровь (на прощание). А Рут осталась с ней".
Зададим вопрос: почему одни и те же слова привели к столь разным действиям? Не иначе, как каждая из них услышала в них что-то свое, одной ей понятное и нужное только ей. Орпа слышит от Наоми аргументированную просьбу оставить ее – и оставляет. Рут еще больше утверждается в намерении не покидать ее. Мудрецы комментируют: недаром одна звалась Орпой – от слова ореф, затылок.
Орпа поступила вопреки словам Наоми, а Рут в согласии с ними. Звучит странно –
вопреки словам Наоми? Разве не оставить ее она просила?
вопреки словам Наоми? Разве не оставить ее она просила?
Посмотрим еще раз, что Наоми сказала. Обратите внимание на ее обращение: мои дочери. Она не сказала "мои невестки", она назвала их дочерьми. И по этой обмолвке, выскользнувшей из глубин сердца, видно, что она просила их идти с ней, не покидать ее. Ибо она мать, а они – ее дочери! Все остальное – голос разума, но в этих двух словах слышен голос правды. Рут услышала его, а Орпа нет. Ибо слушала не душой. Душа ее на короткий миг словно оглохла, – и Орпа распрощалась с Наоми, – вздохнув, наверное, при этом облегченно: я сделала все, что могла, но старая женщина права – и я ухожу.
Логика и разум были на стороне Орпы. Кстати, она руководствовалась хорошо известным принципом, согласно которому нельзя требовать от человека поступиться своими правами ради другого человека. Если захочет – сам выберет в чем себя ограничить и на какие жертвы пойти. Но заставить его быть щедрым за счет умаления собственной свободы мы не можем. На языке мудрецов правило звучит так: "Хайеха кодмим. Своя жизнь – на первом плане". Вроде бы выглядит полным подобием русской пословицы "Своя рубашка ближе к телу", которая всегда произносится с осуждением в адрес эгоиста. Но снова и снова повторяем: заставить человека быть альтруистом не может ни один суд мира. К альтруизму не принудишь! Он – явление сердечное, а не рассудочное.
И все же, где проходит граница? Где стоит пограничный столб между доводом рассудка и душевным движением? Учителя сказали: на вершину горы, куда поднялась Рут, Орпе не подняться. Того, что сделала Рут, нельзя требовать от многих. На это способны единицы. Те, для кого истинная правда сильнее правды логики.
Мы перевели слова из Свитка: "А Рут осталась с ней". На иврите: "Ве-Рут дабка ба", осталась неразлучно с ней (букв.– прилепилась). Прилепляются без логики. Кто любит, кто не оставит – тот не требует помощи со стороны логики.
Про евреев сказано, что они прилепились к Торе. Присоединились к Всевышнему, обещав никогда Его не оставлять. Евреи у горы Синай поступили, как поступила Рут с Наоми. Доводы разума здесь мало, что значили. Проще и вольготнее было от Торы отказаться и не брать на себя обязательств по ее соблюдению.
Так, кстати, поступили остальные народы. Они, подобно Орпе, вежливо выслушали – и удалились. Чтобы стать вечным народом (а вечная Тора может быть дарована только вечному народу), надо обладать внутренним упрямством поступить вопреки разуму, который видит только сиюминутную выгоду.
Так, кстати, поступили остальные народы. Они, подобно Орпе, вежливо выслушали – и удалились. Чтобы стать вечным народом (а вечная Тора может быть дарована только вечному народу), надо обладать внутренним упрямством поступить вопреки разуму, который видит только сиюминутную выгоду.
Тора и выгода – два разных мира. Рут и Орпа – два разных подхода к реальности нашего мира. Вечная жизнь выбрана Рут. Очевидные удобства кратковременного существования выбраны Орпой.